Неточные совпадения
Наскучило идти — берешь
извозчика и сидишь себе как барин, а не хочешь
заплатить ему — изволь: у каждого дома есть сквозные ворота, и ты так шмыгнешь, что тебя никакой дьявол не сыщет.
— Ну, так
заплати же мне теперь, по крайней мере, за
извозчика, — приставал Тарантьев, — три целковых.
— Почем я знаю? Разве я знаю, куда вы тратите? Что вы там
извозчикам за коляски
платите?
— Это мой
извозчик, — сказал Нехлюдов, — но возьмите его. Я
заплачу, — прибавил он, обращаясь к
извозчику.
— Теперь, если хотите, обратитесь к адвокату. Нужно найти повод к кассации. Это всегда можно найти. На Дворянскую, — отвечал он
извозчику, — 30 копеек, никогда больше не
плачу.
Год проходит благополучно. На другой год наступает срок
платить оброк — о Сережке ни слуху ни духу. Толкнулся Стрелков к последнему хозяину, у которого он жил, но там сказали, что Сережка несколько недель тому назад ушел к Троице Богу молиться и с тех пор не возвращался. Искал, искал его Стрелков по Москве, на
извозчиков разорился, но так и не нашел.
— Эту лошадь — завтра в деревню. Вчера на Конной у Илюшина взял за сорок рублей киргизку… Добрая. Четыре года. Износу ей не будет… На той неделе обоз с рыбой из-за Волги пришел. Ну, барышники у них лошадей укупили, а с нас вдвое берут. Зато в долг. Каждый понедельник трешку
плати. Легко разве? Так все
извозчики обзаводятся. Сибиряки привезут товар в Москву и половину лошадей распродадут…
В каждом трактире был обязательно свой зал для
извозчиков, где красовался увлекательный «каток», арендатор которого
платил большие деньги трактирщику и старался дать самую лучшую провизию, чтобы привлекать
извозчиков, чтобы они говорили...
Из трактира выбегали
извозчики — в расстегнутых синих халатах, с ведром в руке — к фонтану,
платили копейку сторожу, черпали грязными ведрами воду и поили лошадей. Набрасывались на прохожих с предложением услуг, каждый хваля свою лошадь, величая каждого, судя по одежде, — кого «ваше степенство», кого «ваше здоровье», кого «ваше благородие», а кого «вась-сиясь!». [Ваше сиятельство.]
В Богословском (Петровском) переулке с 1883 года открылся театр Корша. С девяти вечера отовсюду поодиночке начинали съезжаться
извозчики, становились в линию по обеим сторонам переулка, а не успевшие занять место вытягивались вдоль улицы по правой ее стороне, так как левая была занята лихачами и парными «голубчиками», платившими городу за эту биржу крупные суммы. «Ваньки», желтоглазые погонялки — эти
извозчики низших классов, а также кашники, приезжавшие в столицу только на зиму,
платили «халтуру» полиции.
Вихров сжалился над бедным сторожем и
заплатил за
извозчика.
Извозчик, увидав, как я два раза пробежал по двору, чтоб доставать деньги, должно быть, догадавшись, зачем я бегаю, слез с дрожек и, несмотря на то, что казался мне таким добрым, громко начал говорить, с видимым желанием уколоть меня, о том, как бывают шаромыжники, которые не
платят за езду.
Наконец Василий под самое честное, честное слово, которому (я по лицу его видел) он не верил нисколько, но так, потому что любил меня и помнил услугу, которую я ему оказал,
заплатил за меня
извозчику.
Смета его предполагаемых расходов была колоссально велика, даже считая в обрез: суббота, воскресенье, понедельник — три дня, каждый день по два упражнения на Патриарших, итого шесть раз — шестьдесят копеек. Вход на Чистые пруды — гривенник, итого семьдесят копеек. Угостить чем-нибудь Зиночку. Довезти ее домой на
извозчике.
Заплатить за нее услужнице.
Однажды, правда, она чуть было не увлеклась, и именно когда к ней привели на показ графа Ломпопо, который отрекомендовал себя камергером Дона Карлоса, состоящим, в ожидании торжества своего повелителя, на службе распорядителем танцев в Пале-де-Кристаль (рюмка водки 5 к., бутылка пива 8 к.); но Ломпопо с первого же раза выказал алчность, попросив
заплатить за него
извозчику, так что Фаинушка
заплатить заплатила, но от дальнейших переговоров отказалась.
Прошло шестнадцатое, семнадцатое и восемнадцатое сентября, и как ни любил немец Софью Николавну, но начинал очень сердиться, потому что принужден был
платить нанятому
извозчику с лошадьми ежедневно по рублю меди, что казалось тогда неслыханною дороговизною и большим расходом.
Друзья еще утром ввалились ко мне, проездом из Вологды в Тамбов. В Вологде лопнула антреприза Савина: они были без копейки в кармане, так что и за
извозчика с вокзала
заплатил коридорный Спирька, знавший Григорьева, останавливавшегося у меня ранее.
Чаю напились молча и стали прощаться. Девушки вынесли
извозчику два чемодана и картонку. Даша целовала девушек и особенно свою «маленькую команду». Все
плакали. Анна Михайловна стояла молча, бледная, как мраморная статуя.
— Послушай, душа моя, — сказал я, — завтра я позову вот этого самого
извозчика и велю ему все ругательства, которые мы слышали, при тебе повторить. А ты отдай ему те сто рублей, которые ты взял у меня, чтоб
заплатить за ужин.
Линочка издали увидела, — ближе не позволили
извозчику остановиться, — как вышла из стеклянной двери мать, поддерживаемая почтительно швейцаром, и долго копалась в сумочке, чтобы дать на чай. И когда села наконец мать и тронулся
извозчик, Линочка взглянула на нее и, громко
плача, спросила...
Старик, задыхаясь от усталости и тревоги, бежал около двух верст до площади, где стоят
извозчики. Облитый потом, он сел на дрожки и велел везти себя в врачебную управу. Не глядя, что вынул из кармана, он дал
извозчику монету и вбежал в сени. Баба и старуха сидели на окне. Старуха
плакала.
Дайте поскорее двугривенный
извозчику заплатить!
Произошло что-то невообразимое. Верхние навалились на нижних, нижние рухнули на пол и делали судорожные движения руками и ногами, чтобы выбраться из этой кутерьмы. Те, кому это удавалось, в свою очередь, карабкались на самый верх «мала-кучи». Некоторые хохотали, другие задыхались под тяжестью давивших их тел, ругались, как ломовые
извозчики,
плакали и в остервенении кусали и царапали первое, что им попадалось, — все равно, будь это рука или нога, живот или лицо неизвестного врага.
Заплатила я тринадцать рублей деньги, выставила все в коридор и пошла за
извозчиком.
Взял
извозчика и приезжаю. На самых воротах встречает меня сама Домна Платоновна и прямо кидается мне на грудь с
плачем и рыданием.
Вообще театр делал недурные дела, и если младшим актерам не
платили жалованья, то тут у Валерьянова был такой же тонкий расчет, как у того
извозчика, который вешал впереди морды своей голодной клячи кусок сена для того, чтобы она скорее бежала.
Клеопатра Сергеевна(сначала было слегка усмехаясь). Я устала очень!.. Пешком пришла из города… Жалко было денег на
извозчика, да к тому же рассердилась… (Помолчав немного и с навернувшимися слезами на глазах.) Госпожа, которой относила я платье, ни копейки мне не
заплатила.
Андрей Титыч. Да что со мной, дураком, толковать-с; я просто пропащий человек, от своего собственного необразования. Болтаю, что в голову придет, всякие наши рядские глупости. Вы думаете, что я не чувствую вашей ласки, — да только я выразить не умею. Мне как-то раз показалось, Лизавета Ивановна, что вы на меня повеселей взглянули, так я загулял на три дни, таких вертунов наделал, — беда! Одному
извозчику что денег
заплатил.
Недалеко от кладбища мы нашли
извозчика. Доехав до Большой улицы, где жила Кисочкина мать, мы отпустили
извозчика и пошли по тротуару. Кисочка всё время молчала, а я глядел на нее и злился на себя: „Что же ты не начинаешь? Пора!“ В двадцати шагах от гостиницы, где я жил, Кисочка остановилась около фонаря и
заплакала.
«Бедная,
плачет теперь где-нибудь в потемках! — думал он. — А
извозчик на нее: цыц! цыц!»
Платить за комнату десять рублей было теперь не по средствам; они наняли за пять рублей на конце Малой Разночинной крошечную комнату в подвальном этаже; в двух больших комнатах подвала жило пятнадцать ломовых
извозчиков.
Выйдет из дому, —
извозчики вскачь мчатся к нему:
платил, не торгуясь.
Внизу, у подъезда, стояла его пролетка. Он ездил с месячным
извозчиком на красивой, но павшей на ноги серой лошади. Пролетка была новая, полуторная. Работнику он приплачивал шесть рублей в месяц; подарил ему три пары замшевых перчаток и два белых платка на шею.
Платил он за экипаж восемьдесят рублей.
День был ясный, морозный… На душе было вольготно, хорошо, как у
извозчика, которому по ошибке вместо двугривенного золотой дали. Хотелось и
плакать, и смеяться, и молиться… Я чувствовал себя на шестнадцатом небе: меня, человека, переделали в кассира! Радовался я не потому, что хапать уже можно было. Я тогда еще не был вором и искрошил бы того, кто сказал бы мне, что я со временем цапну… Радовался я другому: повышению по службе и ничтожной прибавке жалованья — только всего.
— Видите ли, сударыня, — быстро заговорил мужчина, как бы оправдываясь, — мы не спали две ночи и ехали в отвратительном экипаже. Ну, конечно, естественно, что она больна и тоскует… А тут еще, знаете ли, нам пьяный
извозчик попался, чемодан у нас украли… метель всё время, но к чему, сударыня,
плакать? Впрочем, этот сон в сидячем положении утомил меня, и я точно пьяный. Ей-богу, Саша, тут и без тебя тошно, а ты еще
плачешь!
—
Извозчику прикажете
заплатить? — уничтожил это мимолетное настроение вопросом швейцар.
Не помню, где я сел на
извозчика, не помню, сколько
заплатил, не помню даже, как и в лазарет вошел, — помню только, как я стал на колени перед Сашенькой и, захлебываясь слезами, дрожа всем телом, начал мою бессвязную сумасшедшую исповедь…
Цены на оружие, на золото, на телеги и лошадей всё шли возвышаясь, а цены на бумажки и на городские вещи всё шли уменьшаясь, так что в середине дня были случаи, что дорогие товары, как сукна,
извозчики вывозили из-полу, а за мужицкую лошадь
платили 500 рублей; мебель же, зеркала, бронзы отдавали даром.